12.09.2018. APCNEWS.RU. Одна из фундаментальных проблем в изучении евангельской истории — это найти хотя бы два независимых друг от друга источника, на основании которых можно было бы подтвердить достоверность описываемых событий.
Об этом Служба новостей APCNEWS.RU со ссылкой на сайт Magisteria.ru.
Проблема независимого свидетельства
Если бы удалось доказать, что четыре евангелиста работали независимо друг от друга, тогда, конечно же, ситуация бы значительно упростилась. Пусть даже они принадлежат к общей христианской традиции, но тем не менее как независимые свидетельства они бы служили достаточно надежной опорой. Но, к сожалению, выводы, к которым приходит большинство исследователей, говорят о том, что между Евангелиями все-таки есть литературная зависимость, а значит, количество источников во многих случаях сокращается до одного, в лучшем случае до двух.
И, более того, даже если мы примем то решение синоптической проблемы, которое наиболее распространено, с постулированием гипотетического источника Q, то все равно многие события окажутся незафиксированными или, точнее, зафиксированными только в одном из источников, у Марка или в Q, потому что иначе не было смысла их соединять. И доказать, что то или иное событие упоминалось и у Марка, и в предполагаемом источнике Q независимо, очень сложно. Поэтому, конечно, большое значение имеют свидетельства Иосифа Флавия, который, по сути, является одним из немногих параллельных и нехристианских источников, которые позволяют создать некую опорную сетку для рассмотрения описываемых в Евангелии событий.
Некоторые исследователи, опираясь на наработки так называемого метода анализа форм, предлагают рассматривать отдельные жанровые формы внутри Евангелий как независимые источники, опираясь на которые можно говорить о том, что то или иное событие достоверно, если оно встречается, скажем, и в повествовании о страстях, и в рассказах о чудесах, и в притчах, и в длинных речах. Но если, скажем, это событие описывается только в одном Евангелии, пусть и в разных жанровых формах, вполне вероятно, что мы имеем дело тогда уже не с независимым свидетельством, а с какой-то авторской позицией того или иного евангелиста.
Так вот, одна из таких важнейших, наверное, зацепок или опор для встраивания евангельских событий в более широкий контекст, — это, конечно, фигура Иоанна Крестителя, и вот о ней большей частью пойдет речь в этой лекции.
Хронология Матфея
Но для начала несколько слов о хронологии событий. В Евангелиях очень много указаний на те или иные внешние события, прежде всего на то, какие представители римской администрации в то или иное время занимали свои посты, кто из иудейских лидеров был у власти и т.д., но все эти свидетельства достаточно противоречивы и их очень сложно свести воедино, выстроить какую-то общую картину, когда речь идет, например, о Рождестве Христовом, а там, где говорится еще о рождении Иоанна Крестителя, то, соответственно, и о нем.
В Евангелии от Матфея для этих событий, прежде всего, конечно, для Рождества Христова основная, наверное, такая зацепка — это появление Вифлеемской звезды и Ирод Великий, избивший вифлеемских младенцев. Очень много исследований на эту тему, и, собственно, главная проблема лежит на поверхности. Получается, если в момент рождения Иисуса Христа Ирод Великий был еще жив, то эта дата рождения должна быть смещена по крайней мере на 4 года назад, и получается, что Иисус родился раньше Рождества Христова.
Были предположения, что евангелисты могли просто перепутать двух Иродов, как это часто происходит в ранней традиции, Ирода Великого и Ирода Антипу, но вряд ли для описываемого деяния подходит фигура Ирода Антипы. Это человек совершенно другой психологии и других возможностей и полномочий на посту тетрарха. Поэтому, конечно, вряд ли в данном случае имела место путаница, которую можно предположить в других каких-то случаях, и речь действительно идет об Ироде Великом, потому что мы знаем, что это человек, который был крайне подозрителен и боролся за власть всеми доступными способами, в том числе не гнушался убийством близких родственников и даже своих сыновей. И поэтому с точки зрения такой общей достоверности рассказ евангелиста Матфея об избиении младенцев вполне укладывается в общий портрет и характеристику Ирода Великого,
Но даже здесь есть нюансы. Скажем, когда говорится о приказе Ирода, то упоминается, что должны быть убиты младенцы от двух лет и младше. Соответственно, откуда берутся, получается, эти два года? То ли в повествовании произошла некая цезура и, говоря о пришествии волхвов, этих магов с Востока, к Ироду и к последующему указу об избиении младенцев прошел какой-то срок, тогда получается, что Иисус мог родиться даже не в 4 году до Рождества, до н.э., но и, скажем, в 6 или даже в 7 до н.э.
Что касается Вифлеемской звезды, если считать, что это какое-то естественнонаучное явление, то надо обращаться к помощи астрономов, и здесь получается наиболее распространенная версия, что речь идет о совпадении или так называемом явлении конъюнкции Юпитера и Сатурна в созвездии Рыб, которое имело место в 7 году до Р.Х. Событие неординарное, оно повторяется, кажется, раз в 800 лет. Почему вдруг это событие оказалось значимо для евангелистов?
Вообще в целом астрология и не отделявшаяся от нее астрономия в древности была очень почтенным и очень широко распространенным занятием. Построение гороскопов, рассуждение о том, кто под какой звездой родился, — это в античной литературе, как в ближневосточной, так и в греко-римской, достаточно частое явление. И в Кумране мы находим множество таких памятников, которые говорят об увлечении этим людей, которые, казалось бы, всецело погружены в изучение Закона Моисеева, об их интересе к астрологии, к влиянию звезд и т.д., к физиогномике.
Конечно, последующая христианская традиция вывела вот этот интерес на периферию. Во многом это, конечно, связано и с тем, что христиане унаследовали законодательство Римской империи, где против астрологов или так называемых математиков уже в императорскую эпоху принималось достаточно много законов, но, как бы то ни было, для современников евангелистов вот этот аспект, когда, с точки зрения положения звезд, родился человек, это было важно. Так вот, созвездие Рыб, в котором произошло это совпадение, в античных астрологических трактатах связывается как раз с Ближним Востоком или с Палестиной, а Юпитер и Сатурн, прежде всего Юпитер, конечно, — это как раз царская звезда, и поэтому получается, что здесь есть некая символика рождения царя и его поиски волхвами с Востока именно вот в этом регионе Палестины.
Правда, другие исследователи говорят о том, что могло быть совершенно иное совпадение звезд. Возможно, здесь имелось в виду совпадение Юпитера и Венеры, которое имело место в 3 году до Р.Х., и это их совпадение произошло в созвездии Льва. Здесь опять появляется символика, но уже ветхозаветная — «лев от колена Иудина» (Быт. 49:9) и рождение, тоже связанное с Юпитером как царской звездой.
Но все эти гипотезы имеют один очень серьезный изъян. То, как описывается вот это появление звезды и ее движение, очень не похоже на совпадение двух звезд, о котором говорят астрономы. Это больше похоже, конечно, как об этом говорили раннехристианские авторы, на появление кометы или, как говорят сейчас некоторые астрономы, рождение какой-то сверхновой.
Но в любом случае эта дата при той или иной гипотезе не совпадает с принятым нашим летоисчислением Рождества Христова, которое, как известно, появилось благодаря деятельности Дионисия Малого, который утвердил такую дату, что рождение Христа произошло в 753 год от основания Рима. Соответственно, этот его расчет, который, возможно, был неверным, внес некоторую сумятицу, потому что более ранние авторы говорят о том, что рождение Иисуса Христа произошло в 41 год правления Августа. Получается, что это как раз 3 или 2 год до новой эры, то есть где-то близко к смерти Ирода. В таком случае можно, в общем, попытаться согласовать евангельские события и то, что известно о внешней истории этого времени.
Хронология Луки
В Евангелии от Луки опорной точкой является совсем другое событие. Лука ничего не говорит ни про деяния Ирода, ни про вифлеемских младенцев, и, более того, он не пишет, что младенцу Иисусу с его матерью пришлось скрываться в Египте. Наоборот, у Луки они вернулись в Назарет после рождения Иисуса в Вифлееме. Но он дает другую опорную точку. Это так называемая перепись Квириния, легата Сирии, которая, вероятно, имела место уже в 6 году после Р.Х., то есть уже нашей эры.
Откуда известна эта датировка? Известно, когда Квириний был легатом. По Иосифу Флавию и по другим внешним источникам достаточно точно устанавливается, что он занимал этот пост в 6-7 году н.э., и в практике того времени на подобные посты люди не попадали дважды в жизни, то есть обычно это была все-таки однократная служба. А Квириний был человек, видимо, не очень знатного происхождения, какого-то такого темного, и при этом у него была очень серьезная карьера, то есть он вовремя сориентировался на Октавиана Августа и занимал очень много разных высоких должностей в Римской империи и в том числе уже, видимо, к концу жизни был какое-то время легатом Сирии, то есть наместником.
Почему произошла эта перепись и что это вообще такое? В Римской империи и во многих других государствах древности регулярно проводились цензы, прежде всего земельные, а в Римской империи еще имущественные. Почему нужно было проводить перепись именно в это время? Как раз в 6 году был смещен со своего поста Архелай, один из сыновей Ирода, о котором я говорил, который считался главным из его сыновей, которые стали тетрархами, и он на посту этнарха возглавлял, собственно, Иерусалим и Иудею. И поскольку его деятельность вызвала неодобрение, и не только иудеев, но и самаритян, то Август в конечном итоге повелел сместить его, и Иудея была присоединена к провинции Сирии, и, соответственно, вступив в должность и получив приращение территории, ему подвластной, Квириний должен был провести там учет.
Некоторые исследователи задаются вопросом, могло ли это произойти, скажем, еще в правление Ирода Великого, чтобы согласовать свидетельства Матфея и Луки, но это крайне сомнительно. Тогда бы эта перепись характеризовалась как Иродова, он бы был инициатором, даже если бы это было общее повеление в рамках Римской империи. Поскольку Ирод был царем-клиентом и обладал все-таки определенного рода независимостью, римским властям было невозможно напрямую вмешаться и провести довольно непопулярное деяние в виде переписи – было бы гораздо больше протестов.
В то же время известно, что именно в связи с переписью в 6 году, как об этом свидетельствует Иосиф Флавий, возникло движение Иуды Галилеянина, о котором я уже упоминал в предыдущих лекциях, и очевидно, что это было такое общезначимое явление, не просто какое-то частное. Собственно, Лука так и говорит, что вышло повеление сделать перепись по всей земле.
Некоторые здесь, правда, говорят о том, что, может быть, это был не земельный или имущественный ценз, а это была так называемая присяга Августу, потому что он во 2 году до Р.Х. присвоил себе новый титул отца отечества и римские граждане должны были ему присягать, но в данном случае все-таки это крайне сомнительно, потому что в Палестине римских граждан было мало, а здесь явно речь идет о всех жителях, независимо от их отношения к гражданству. Известно также, что каждые 14 лет проводился ценз в Египте, и, возможно, что практика вот этого 14-летнего некоего ценза распространялась или была введена римлянами и для региона Палестины. Известно просто, что если в обратном порядке считать, то в 62 году был ценз, был в 48 году, был в 34. Соответственно, если мы дальше посчитаем, отнимая 14, то как раз получится опять этот 6-й год. То есть вот эта перепись по всей земле, она, по крайней мере, если даже не во всей Римской империи, то могла иметь место по всему Востоку, не только в Палестине, но и в Египте.
Получается, что есть очень серьезное фундаментальное противоречие между двумя евангельскими повествованиями — между Матфеем и Лукой и, соответственно, датировками рождения как Спасителя, так и Иоанна Предтечи.
Конечно, есть даты, связанные уже непосредственно с так называемым выходом на проповедь, началом публичного служения Иисуса. Это имеющееся тоже в Евангелии от Луки указание на то, что «в пятнадцатый год правления Тиверия кесаря, когда Понтий Пилат начальствовал в Иудее, а Ирод был четвертовластником в Галилее, Филипп, брат его, четвертовластником в Итурее и Трахонитской области, а Лисаний четвертовластником в Авилинее, при первосвященниках Анне и Каиафе, был глагол Божий к Иоанну, сыну Захарии» (Лк. 3:1-2). Вот это достаточно продолжительное указание составлено в соответствии с традицией историков того времени. Оно позволяет синхронизировать разные системы летоисчисления, то есть здесь указан и император, который в это время правил, и иудейские начальники, первосвященники, и дана, в общем, полная картина, благодаря которой можно точно установить дату начала проповеди Иоанна Крестителя и, соответственно, отсчитать от нее начало проповеди Иисуса Христа.
Это примерно получается 29 год н.э., если считать, что имеется в виду не совместное служение Тиверия и Августа, совместное правление, а начало единовластного правления Тиберия после смерти Октавиана Августа. Соответственно, в Евангелиях содержится замечание, что Иисусу в этот момент было около 30 лет, но вот это «около 30» опять же не дает нам совсем точной даты, то есть это может быть и чуть меньше, и чуть больше, и, соответственно, та вилка, которая есть в повествованиях о Рождестве, она, в общем, не сильно сокращается. Более того, евангелист Иоанн вообще говорит, что противники Христа на одно из его изречений сказали, что «Тебе нет еще и пятидесяти лет» (Ин. 8:57), что совсем запутывает дело и не позволяет как-то опираться на эти данные.
Иосиф Флавий об Иоанне Крестителе
По этой причине единственное, на что мы можем опираться, это на правление Понтия Пилата как прокуратора Иудеи, которое началось в 26 году и завершилось примерно в 36 г., и, соответственно, на события, связанные с Иоанном Крестителем, поскольку он упоминается у Иосифа Флавия, и, события, с ними связанные, привязаны к конкретным датам истории Палестины, точнее, Галилеи и Переи того времени.
Что говорит Иосиф Флавий об Иоанне? Он пишет так: «Некоторые иудеи видели в уничтожении войска Ирода [имеется в виду Антипы] вполне справедливое наказание со стороны Господа Бога за убиение Иоанна, которого звали Крестителем. Ирод умертвил этого праведного человека, который убеждал иудеев вести добродетельный образ жизни, быть справедливыми друг к другу, питать благочестивое чувство к Предвечному, собираться для омовения. При таких условиях (учил Иоанн) омовение будет угодно Господу, так как они будут прибегать к этому средству не для искупления различных грехов, но для освящения своего тела, тем более, что души их заранее уже успеют очиститься, так как многие стекались к проповеднику, учение которого возвышало их души. Ирод стал опасаться, как бы его огромное влияние на массу, вполне подчинившуюся ему, не повело к каким-либо осложнениям. Поэтому тетрарх предпочел предупредить это, схватив Иоанна и казнив его раньше, чем пришлось бы раскаяться, когда будет уже поздно. Благодаря такой подозрительности Ирода Иоанн был в оковах послан в Махерон, вышеуказанную крепость, и там казнен» (Иосиф Флавий. Иудейские древности. Книга XVIII, 5.2.).
Что мы сразу видим в этом повествовании? Это то, что присутствует прозвище Иоанна «Креститель». К сожалению, в русском языке мы имеем перевод, точнее, даже некую интерпретацию этого прозвища. У нас оно ассоциируется сразу с крещением, которое совершил Иоанн, крестив пришедшего к нему Иисуса, но в греческом тексте речь идет, конечно, о том, что Иоанн имеет прозвище «баптист». В русском языке обычно это наименование относится к уже протестантам нового времени, поэтому не очень удобно его использовать. Сам корень этого греческого слова «баптидзо» (βαπτίζω) означает «погружать, окунать, макать». И само это прозвище очень значимо. Как мы видим, оно присутствует и в евангельском повествовании, есть оно и у Иосифа Флавия, т.е. в совершенно независимом источнике.
В прочитанном тексте мы не видим практически никаких буквальных пересечений с христианской традицией. Изложение ведется так, как это свойственно Иосифу Флавию. Он описывает Иоанна в категориях, по сути, греческой философии. Иоанн у него предстает таким философом, наверное, стоиком. По крайней мере вся терминология, которая используется — чтобы учение возвышало души, быть справедливыми, добродетель и т.д., — все это в традициях, скорее, греческих, нежели в ветхозаветной традиции.
Особенности крещения Иоанна
С одной стороны, действительно, в Ветхом Завете предписываются определенного рода очистительные омовения, и можно предположить, что речь идет именно об этом, но когда в источниках идет речь об иудейской традиции, чаще всего используется совершенно другой глагол — λούω ([лу́о], омывать). И когда, скажем, Иосиф Флавий рассказывает о проповеднике по имени Бан, у которого он лично был и учился, который примерно тогда же, чуть-чуть позже, чем Иоанн, проповедовал, то он использует именно этот глагол. Он говорит о том, что Бан проповедовал, практиковал омовения, регулярные омовения, тогда как здесь речь идет именно о погружении.
Именно вот эта практика Иоанна Крестителя самому участвовать в погружении того, кто омывается, она и была очень характерна и обращала на себя внимание, то есть для современников это было необычно. В чем здесь дело? И в ветхозаветной практике, и в последующей раввинистической традиции человек должен был совершать омовения самостоятельно, и эти омовения никогда не связывались с такими возвышенными идеями, которые мы встречаем что в изложении Иосифа Флавия, что в христианской традиции, — ни спасения, ни дарования и получения духа. Речь шла о ритуальном приготовлении к принесению жертв в Иерусалимском Храме. Видимо, именно по этой причине до разрушения Второго Храма в связи с омовениями практически ничего не говорится о женщинах.
Ветхозаветная традиция говорит о том, что даже священники не принимают в этом участие. Они лишь выступают свидетелями после того, как омовение совершено. Известно, что к моменту земной жизни Иисуса Христа в межзаветном иудаизме появилось очень много течений, которые призывали к совершению более частых омовений, не только в связи с приготовлением к жертвоприношению, но регулярных, чтобы поддерживать некую священническую чистоту даже у обычных людей. И, скажем, кумраниты, что зафиксировано в их уставе, омывались каждое утро перед дневной трапезой, в источниках говорится, в 5 утра, но по нашему счету это в 11, в 11 часов дня. То же относится к так называемому крещению прозелитов, которое стало практиковаться уже в раввинистическом иудаизме: прозелит никогда не омывается с помощью какого-то другого лица, которое его приводит к этому омовению. Везде все происходит самостоятельно.
Почему вдруг Иоанн стал выступать посредником и вообще что мы о нем знаем? Судя по рассказу евангелиста Луки, Иоанн принадлежал к священническому роду. Тем удивительнее, что его выход на проповедь связан с пустыней и практически ни в одном из его сохранившихся изречений нет никакого указания на Иерусалимский Храм. Складывается ощущение, что либо он, подобно кумранитам, порвал связь с Иерусалимским Храмом, либо у него была какая-то совершенно другая идея эсхатологического характера, в которой действующий храм представлялся уже не вполне достаточным для совершения жертв.
В связи с этим возникла масса идей о том, что Иоанн осиротел в раннем возрасте и, поскольку известно, что ессеи принимали на воспитание сирот, оказался в кумранской общине ну или где-то среди ессеев в другом месте и, соответственно, от них перенял вот такое эсхатологическое ожидание скорого пришествия некоей мессианской фигуры и практику регулярного омовения. Но дело как раз в том, что у Иоанна мы не встречаем повторяемого омовения. Каждый, кто к нему приходит, совершает этот обряд однократно. В отличие, скажем, от кумранитов и от Бана, нет намеков на то, что Иоанн призывал к постоянному очищению. Везде в его проповеди звучат очень явные отсылки к ветхозаветным пророчествам о приближении дня Господня и о начале Суда, которое знаменуется каким-то особым явлением Духа или огня очищающего, и произойдет вот такое непосредственное вмешательство Бога в земную историю, как это имело место в Ветхом Завете.
Пророк среди лжепророков
Современники считали Иоанна пророком, и тоже это очень характерно, поскольку в иудейской традиции хасмонейского и иродианского периода считалось, что пророческие голоса уже умолкли и больше пророков в Израиле нет, а появляются только лжепророки. Но в то, что Иоанн был истинным пророком, верили многие его современники, в том числе, видимо, даже Ирод Антипа, который его опасался, но при этом уважал и почитал. Так вот, время выхода Иоанна на проповедь очень тесно связано еще и с тем, что приблизились те сроки, которые были указаны в книге пророка Даниила, где говорится о том, что явление Мессии и, как там говорится более точно, «Помазанника-Вождя», произойдет после того, как исполнится 62 и еще 7 седмин после указа об основании, восстановлении Второго Иерусалимского Храма (Дан. 9:25-27).
С этой датой есть некоторые проблемы, но в толкованиях это пророчество обычно увязывается с пророчеством книги Бытия о том, что «не отойдет скипетр от Иуды» (Быт 49:10), то есть у иудеев будет царь до момента начала апокалиптических событий и явления обещанного Мессии. Соответственно, если это имело место, вот это истечение 69-ти седмин, в правление Ирода Великого, как последнего царя, пусть даже некоторые и сомневались в том, что он законный царь, поскольку не из рода Давидова, то, соответственно, вот эта последняя седмина выпадает как раз на время служения Иоанна Крестителя, и, соответственно, вот эта вспышка мессианских ожиданий и появление множества лжепророков, различных, так сказать, мессианских течений, в общем, вполне объяснимо.
При этом очень характерно, что у евангелистов образ Иоанна соотносится с образом пророка Ильи. Илья тоже, как взятый живым на небо (4 Цар. 2:1-12), принадлежал к тем фигурам, которые должны были участвовать в апокалиптических событиях. И, соответственно, вот эта перекличка между Иоанном и ветхозаветным пророком очень значима.
Место проповеди и внешний облик
Есть очень серьезный вопрос о том, где именно проповедовал Иоанн. У евангелиста Матфея и у Марка говорится о том, что его проповедь имела место в иудейской пустыне возле Иордана. То есть получается, что это примерно в тех же местах, где проходило и служение пророка Ильи. Однако то обстоятельство, что его арестовал Ирод Антипа, говорит о том, что он проповедовал на его территориях, то есть, соответственно, это Галилея и Перея. И если он был заключен в крепость Махерон, то очевидно, что речь идет все-таки о Перее, то есть его проповедь происходила по ту сторону Иордана и тогда Ирод действительно имел полномочия его арестовать. Тогда и проповедь Иоанна, его осуждения деяний Ирода тоже получали некое обоснование, раз это тот правитель, на территории которого происходит служение Иоанна Крестителя.
Собственно, это же и объясняет, почему Иоанн оказался вовлечен вот в конфликт с набатеями. А я напомню, что ситуация была следующая. Ирод женился на дочери набатейского царя Арефы (Ареты) IV, но потом выбрал себе другую жену, как сказано, жену брата своего, и, соответственно, это привело к конфликту с набатеями, а в конечном итоге и к смещению Ирода и его ссылке, после того, как его войска были разбиты.
Евангелисты также отмечают, что Иоанн выделялся и внешним обликом. Подобно тому, как пророк Илья описывается, или во власянице, или с длинными волосами и с кожаным поясом, так же говорится и об Иоанне. Ну и, конечно, бросается в глаза эта его особая аскеза — питание акридами и диким медом (акриды — это саранча). Современные исследователи говорят, что человек, питающийся исключительно саранчой и медом, с точки зрения физиологии, конечно, долго прожить не может. Хотя, в античную эпоху употребление в пищу саранчи в этом регионе было распространено, но обычно ее употребляли подкопченной.
Соответственно, не очень понятно, на чем евангелисты здесь хотят сделать акцент: на том, что он питался столь необычным образом, или на том, что он тем не менее оставался верен Закону Моисееву. Дело в том, что, хотя большинство насекомых относятся к числу нечистых, негодных для пищи, но именно для саранчи Закон Моисеев делает исключение, и по этой причине акриды упоминаются как употребляемые кумранитами. Это тоже одна из тех ниточек, которые связывают Иоанна с ессейским течением. Надо сказать, что последующая христианская традиция от этой саранчи пыталась избавиться. Сирийские комментаторы особенно любили заменять саранчу на растительную пищу и пытались перетолковать это так, что он питался какими-то травами, корешками.
Слова Крестителя
Что касается его проповеди, то она тоже очень значима. Иоанн, согласно свидетельствам евангелистов, говорит о приближении некоего «Сильнейшего». При этом у Иосифа Флавия его проповедь совершенно такого нейтрального свойства и ничего эсхатологического в ней нет. Возможно, что Иосиф в данном случае умалчивает об этих апокалиптических ожиданиях в проповеди Иоанна, исходя из своей общей позиции представить иудаизм как религию законопослушную и не связанную ни с какими экстремистскими течениями, вызвавшими Иудейскую войну с Римом. Поэтому он, даже если и знал, то вполне мог опустить эту часть проповеди Иоанна, что он был не просто проповедник нравственности и аскезы, а именно эсхатологический пророк.
Кто такой этот Сильнейший? В данном случае достоверность изложения евангелистов очевидна, потому что точно такой проповеди больше нигде в источниках не встречается, она свойственна только для Иоанна. В Ветхом Завете именно такой формулировки ожидаемой мессианской фигуры нет. Некоторые толкователи говорят о том, что под Сильнейшим подразумевается просто вмешательство Бога, но образы, которые приводит Иоанн, они достаточно антропоморфные, именовать Бога Сильнейшим — это и так очевидная вещь, и в данном случае явно речь идет о какой-то иной фигуре. Наиболее близко, вероятно, тот Сын Человеческий, которого опять же упоминает пророк Даниил, Сын Человеческий, который находится рядом с Престолом Божьим (Дан. 7:13-14). И отсюда вот эти образы, образы обуви, которую он не достоин понести или развязать у этого Сильнейшего.
Также Иоанн говорит о приближающемся крещении Духом Святым и огнем и о том, что тот обряд, который совершает он, является неким приуготовлением к тому, что совершит этот Сильнейший. Дух и огонь — в данном случае это, возможно, и гендиадис, то есть фигура речи, когда два существительных на самом деле подразумевают существительное и прилагательное, то есть Дух и огонь — это может быть и духовный огонь, и огненный дух. В любом случае оба образа присутствуют в ветхозаветных пророчествах и, очевидно, связаны именно вот с этим приближением дня Господня и окончательного суда.
Кроме того, Иоанн говорит о пути праведности, или пути Господнем. Тоже очень важный образ. Он также присутствует у кумранитов. Под этим путем праведности подразумевалась, видимо, сумма нравственных заповедей, которые имеются в Ветхом Завете, то есть не только ритуальной чистоты, но и те нравственные установления, которые рассеяны по Ветхому Завету, но возможно, что ко времени жизни Иоанна и началу служения Спасителя это было уже как-то обобщено и представляло нечто более общее. Скажем, в раннехристианском памятнике «Дидахе» первая его половина, начало — это собрание заповедей о «пути жизни» и слова о «пути смерти». Вот, видимо, «путь жизни» — это как раз то же самое или близкое к тому, о чем говорил Иоанн Креститель.
При этом мы видим, что Иоанн не похож на фигуру «учителя праведности» у кумранитов и он не организует некую секту или течение. То есть люди к нему приходят, и многие называют себя его учениками, но он не воспринимает себя как глава некоего нового течения. Везде в сохранившихся под его именем изречениях подчеркивается, что он выступает лишь как некий посредник и никакого жесткого руководства общиной не осуществляет, хотя в Евангелиях встречаются указания, что он научил своих учеников поститься и некоему особому виду молитвы, но что это такое и о чем речь, понять сложно.
В таком случае в чем вообще смысл его проповеди и почему он выбрал именно Иордан и практику погружения? Возможно, что за всем этим стоит ожидание нового Исхода. Логика здесь такая, что фундаментальный концепт межзаветного иудаизма — это представление о том, что иудеи находятся в завете с Богом и соблюдение Закона Моисеева обеспечивает вечность этого завета, его нерушимость. Но поскольку очевидным образом нарушение Закона Моисеева происходит повсеместно, вплоть до верхушки Иерусалимского Храма и вплоть до иудейских правителей, то, соответственно, возникает вопрос, а не разрушился ли сам завет с Богом и не требуется ли в данном случае какое-то всеобщее покаяние и новое обращение к Богу, для того чтобы завет был восстановлен.
Вот вся деятельность Иоанна свидетельствует о том, что у него были представления именно такого рода и исключение из проповеди Иерусалимского Храма, видимо, говорит о том, что Иоанн был проповедником такого нового исхода, подобно тому, как Иосиф Флавий упоминает некоего египтянина, который выводил людей в пустыню. То место, где Иоанн проповедовал, — это как раз то место, где древние евреи вошли в Землю Обетованную еще в начале истории Израиля, и, соответственно, символически переходя через Иордан, тем самым показывают, что следом за этим должно произойти дарование нового закона и установление новых отношений с Богом, и Иоанн в данном случае выступает посредником или новым вождем, новым Моисеем. Значение Иоанна в этой эсхатологической картине, видимо, и заставляло христианских авторов в последующей традиции максимально отгораживать его фигуру от Иисуса и подчеркивать, что Иоанн не был тем самым ожидаемым Мессией, для того чтобы не произошло путаницы, и что настоящий Мессия — это не претерпевший также казнь Иоанн, а крестившийся от него Иисус.
Крещение Иисуса
Само крещение Иисуса Иоанном представляло сложность для понимания, и оно же одновременно служит одним из наиболее значимых указаний на достоверность этой части евангельской истории. То есть проще было бы понять, если бы Иисус крестил Иоанна, но произошло наоборот, и вот такое униженное положение того, кто вроде бы должен быть мессианским царем по отношению к проповеднику, пусть и высокому аскету, оно для раннехристианской традиции создавало напряжение и требовало какого-то объяснения и толкования.
Когда мы обращаемся к рассказу о крещении Иисуса от Иоанна, то сразу становится понятно соотношение раннехристианской традиции. Во-первых, надо сказать, что, согласно повествованию евангелиста Луки, Иоанн и Иисус были дальними родственниками. При этом в Евангелии от Иоанна формулировка такая, что они не были знакомы. То ли это действительно было так, то ли это уже некая интерпретация, связанная с необходимостью выявить, подчеркнуть вот это появление Мессии, его узнавание.
Но давайте сначала рассмотрим Евангелие от Марка. В Евангелии от Марка повествование достаточно простое. Рассказ такой: «Было в те дни, пришел Иисус из Назарета Галилейского и крестился от Иоанна в Иордане. И когда выходил из воды, тотчас увидел разверзающиеся небеса и Духа, как голубя, сходящего на Него. И глас был с небес: Ты Сын Мой возлюбленный, в Котором Мое благоволение» (Мк. 1:9-11).
Что здесь обращает на себя внимание? Что явление Духа происходит непосредственно после совершенного Иоанном обряда. При этом из текста Марка непонятно, кто же увидел разверзающиеся небеса и Духа, как голубя, потому что дальше голос говорит «Ты», обращаясь к самому Иисусу, то есть видел ли это Иоанн, не очень понятно. Его фигура остается как бы позади всего этого центрального события. При этом Дух сходит, как голубь, в ранних рукописях Евангелия от Марка «в Него». Я этот аспект уже отмечал, что в данном случае получается некая такая адопцианская христология или евионитская, то есть, в общем, не совсем ортодоксальная. И из рассказа Марка не очень понятно, имеется ли в виду голубь в телесном виде или речь идет о форме движения, что это схождение Духа было плавным, как опускаются голуби, парящим.
Если мы теперь сравним этот рассказ с Евангелием от Матфея, то мы сразу увидим вот эти точки напряжения: «Тогда приходит Иисус из Галилеи на Иордан к Иоанну креститься от него. Иоанн же удерживал Его и говорил: мне надобно креститься от Тебя, и Ты ли приходишь ко мне? Но Иисус сказал ему в ответ: оставь теперь, ибо так надлежит нам исполнить всякую правду. Тогда Иоанн допускает Его. И, крестившись, Иисус тотчас вышел из воды, — и се, отверзлись Ему небеса, и увидел [опять непонятно кто увидел] Духа Божия, Который сходил, как голубь, и ниспускался на Него. И се, глас с небес глаголющий: Сей есть Сын Мой возлюбленный, в Котором Мое благоволение» (Мф 3:13-17).
Здесь мы видим диалог, которого не было у Марка, между Иоанном и Иисусом, и, очевидно, этот диалог носит как раз интерпретирующий характер. Он объясняет, почему вдруг Мессия, который должен прийти и судить грешников, крестить Духом и огнем, приходит к Иоанну, который крестит в воде, погружает в воду. И объяснение, которое здесь дается, — это то, что необходимо «исполнить всякую правду». Вот правда — это тоже очень важный концепт для межзаветного иудаизма. Это выражение подразумевало две вещи: с одной стороны, праведность человеческую, а с другой стороны, правду Божию как верность Бога своим обетованиям. То есть в данном случае Иисус говорит, что происходящие события связаны с исполнением вот тех обетований, которые были даны народу в Ветхом Завете, и, соответственно, речь идет не о том, что Иисус нуждается в прощении каких-то личных грехов, а в том, что это событие является частью Божественного замысла.
Когда говорят об Иоанне, о том, что люди приходили к нему и исповедовали грехи, то, конечно, современные читатели часто это воспринимают как некую исповедь, частную или общую, которая практикуется в современных церквах, но на самом деле речь шла совершенно о другом. Речь шла о принятой еще в Ветхом Завете традиции коллективного покаяния или коллективного плача, признания того, что весь народ согрешил. Это исповедание грехов — это не столько личное покаяние в каких-то собственных грехах, а признание того, что действительно Закон Моисеев нарушен и это привело к разрушению завета с Богом и, соответственно, необходимости ожидания Мессии, который этот завет восстановит.
Так вот, дальше Матфей говорит, что «отверзлись небеса», и из его слов непонятно, кто именно увидел Духа Божия, но в отношении голубя он уже уточняет, что голубь ниспускался на Него, что это уже более телесный такой образ. Но при этом голос с небес обращается уже в третьем лице, то есть говорит «сей есть Сын Мой», что подразумевает, что этого голубя телесным образом видели и другие, то есть по крайней мере Иоанн Креститель видел.
Если же мы теперь сравним этот рассказ с Евангелием от Луки, то увидим еще больше характерных деталей. Надо сказать, что само повествование у Луки приводится уже после того, как было сказано, что Иоанн был арестован, то есть Иоанн уже выведен за скобки и центральным персонажем здесь является сам Иисус: «Когда же крестился весь народ, и Иисус, крестившись, молился: отверзлось небо, и Дух Святый нисшел на Него в телесном виде, как голубь, и был глас с небес, глаголющий: Ты Сын Мой Возлюбленный; в Тебе Мое благоволение!» (Лк. 3:31-22).
Здесь вот эта теофания связывается не столько с крещением, не является следствием крещения, а увязывается больше с молитвой самого Иисуса, но это мотив, характерный именно для Луки, то есть очень много мест в Евангелии от Луки да и в Деяниях, где делается акцент на молитве. И дальше уже четко сказано, что голубь был в телесном виде, хотя и голос с небес — это, соответственно, цитата из пророка Исайи и из 2-го псалма — обращение во втором лице к самому Иисусу, но при этом благодаря голубю, можно сказать, что свидетелем теофании был и весь народ ну и, соответственно, Иоанн, хотя он здесь прямо не упоминается.
В Евангелии от Иоанна изложение совершенно иное: «На другой день видит Иоанн идущего к нему Иисуса и говорит: вот Агнец Божий, Который берет на Себя грех мира. Сей есть, о Котором я сказал: «за мною идет Муж, Который стал впереди меня, потому что Он был прежде меня». Я не знал Его; но для того пришел крестить в воде, чтобы Он явлен был Израилю. И свидетельствовал Иоанн, говоря: я видел Духа, сходящего с неба, как голубя, и пребывающего на Нем. Я не знал Его; но Пославший меня крестить в воде сказал мне: «на Кого увидишь Духа сходящего и пребывающего на Нем, Тот есть крестящий Духом Святым». И я видел и засвидетельствовал, что Сей есть Сын Божий» (Ин. 1:29-34).
Очевидно, что здесь в уста Иоанна вкладывается та интерпретация, которая у Матфея предложена в виде диалога между Иоанном и Иисусом. Здесь Иоанн говорит от своего лица. Очевидно, что он подчеркивает основной мотив, что главная цель крещения — это явить Мессию Израилю. В межзаветных представлениях Илия или некий другой пророк, появившийся в конце времен, должен был указать на мессианского царя и помазать его, подобно тому, как это происходило в начале истории израильских царей с Саулом и Давидом, то есть вот это присутствие фигуры пророка рядом с царем в одной из таких апокалиптических картин имело место в межзаветный период.
При этом четко говорится, что Иоанн не знал Иисуса, ну или, может быть, не знал о том, что Он — ожидаемый Мессия, но при этом явление Духа зримым образом, как голубя, оно как раз и должно было засвидетельствовать то, что именно Иисус является Мессией. Интересно, что вот эта проблема отношений между Иоанном и Иисусом занимала и последующую апокрифическую традицию. Не только в канонических текстах, но и в апокрифах тема крещения Иисуса от Иоанна присутствует. Скажем, в «Евангелии от евреев» приводится такое свидетельство: «произошло так, когда Господь выходил из воды, Дух Святой сошел и наполнил Его, и покоился в Нем, и сказал Ему: Мой Сын, из всех пророков я ждал Тебя, что Ты должен прийти и я могу покоиться в Тебе, ибо Ты Мой покой, Мой Сын Первородный, и Ты будешь править вечно». То есть вот это наполнение Духом — явно такой отклик свидетельства евангелиста Марка о схождении Духа в Иисуса.
В «Евангелии от евионитов» говорится так: «Когда народ принял крещение, Иисус тоже пришел и был крещен Иоанном. И когда Он выходил из воды, небеса раскрылись, и увидел Духа Святого, сходившего, как голубь, Он ниспустился на Него. И раздался голос с неба: Ты Сын Мой возлюбленный, в Тебе Мое благоволение. И снова: в сей день Я породил Тебя. И тотчас свет великий все осветил вокруг. Когда Иоанн увидел это, он сказал Ему: Кто Ты, Господи? И снова голос с неба возвестил ему: Это Сын Мой возлюбленный, в Нем Мое благоволение. И тогда Иоанн пал ниц перед Ним и сказал: Молю Тебя, Господи, крести Ты меня. Но Иисус удержал его, говоря: все, что надлежит, должно быть исполнено».
Здесь мы видим уже комбинацию из мотивов, которые есть в канонических Евангелиях, и стремление показать Иоанна более смиренным, его подчиненное положение по отношению к явившемуся Мессии, но при этом, конечно, добавляется интересный аспект — это явление света великого. В последующей традиции, особенно в раннехристианской гимнографии, в литургической поэзии вот этот свет на Иордане потом будет многократно присутствовать.
Ну и, наконец, так называемое «Евангелие назареев»: «Мать и братья Господа сказали ему: Иоанн Креститель крестит в отпущении грехов, пойдем и мы крестимся. Но Он сказал им: Какой грех Я совершил, что Я должен креститься от него? Разве только Мои слова есть грех по неведению». То есть в каких-то сектах даже потребовалось полное отрицание того, что вообще Мессия мог креститься от Иоанна и что безгрешность Иисуса должна была быть препятствием для того, чтобы участвовать в этом обряде.
Подводя итог, мы видим, что Иоанн Креститель — это ключевая фигура для интерпретации евангельских событий и фигура, которая позволяет говорить о достоверности определенной части евангельского повествования. Хотя в дальнейшем мы увидим массу расхождений между проповедью Иоанна и деятельностью Иисуса — это касается, скажем, отношения к посту, отношения к ученикам, к Иерусалимскому Храму, — но тем не менее их встреча на Иордане и та эсхатологическая концепция, которая проявляется в проповеди Иоанна, она очень значима для понимания последующих евангельских событий.